Чтобы понять сына, нужно знать его мать.
Попробуем рассказать о маме человека, жизнеописание которого является целью настоящей работы. Именно мамой, и никогда матерью, называл Елену Корнелиусовну о.Геннадий будучи уже зрелым и состоявшимся человеком. Слушая его рассказ о матушке, находишь для этого веские основания, а на ум сразу же приходят тягостные размышления на сей счет чеховского архиерея. Действительно, какое же это чудо, какой дар Божий, когда человек мать свою может назвать и по духу родной!
Елена прожила многотрудную, полную невзгод жизнь. Однако эта женщина умела видеть радость там, где другие ее просто не замечали. Обладала очень редким даром - нести свой крест и воспринимать все, выпавшее на ее плечи, как данное Господом. Школа страданий была основной школой ее взрослой жизни, и именно как ниспосланные ей испытания воспринимала страдания Елена, а самообразование с детства стало жизненной потребностью этой женщины. Людей фальшивых, праздных, лицемеров она не понимала, не воспринимала и знать не хотела. Когда выходила замуж за Генриха Фаста, твердо знала, что разделит с ним все, что выпадет на его долю. Вопреки подавлению всякого проявления веры в брак вступали со словом Божием и пением. В семье Фастов до сих пор хранится фотография, где над женихом стих «Блаженны плачущие ибо они утешатся» (Мф. 5, 4), а над невестой «И если чего попросить у Отца во имя Мое, то сделаю...» (Ин. 14, 13).
Когда в 38-ом мужа арестовали, обвинив в создании контрреволюционной организации, от отчаяния спасла вера. Спасла и дала силы выстоять, укрепила надежду и упование на Господа. Люди родные и близкие по духу не оставили. Спустя год и дед Корнелиус из мест заключения свою последнюю весточку прислал: каждому оставшемуся в живых члену семьи, детям и жене ёмкое и такое необходимое благословение - прощание. Елене, своей дочери, он написал: «Помни Иисуса Христа!».
С этим святым именем вместе с малолетним сыном, матерью, сестрами, братьями и тысячами таких же безвинно осужденных на скитания и лишения в 41-ом году была отправлена Елена в Северный Казахстан.
Всего в Казахстан и Сибирь в этом году было депортировано 120 тысяч российских немцев. И это только с европейской части страны. Степь огласилась паровозными гудками. Они заглушали вздохи, вопли и молитвы обездоленных переселенцев. В одночасье люди стали изгоями, превратились в ничто, потеряли право даже на существование человеческое, должны были стать просто рабочим скотом во имя еще неизвестной новой жизни.
Потянулись бесконечные четки однообразных серых будней. Связь с мужем - несколько сухих почтовых открыток - «Жив!». Но была другая, не видимая миру связь, она давала возможность жить и надеяться. Укрепляла мысль: то, что совершено на небесах, не должно быть разрушено здесь, на земле. Ожидания оправдались. В 48-ом Генриха Фаста освобождают, и Елена вместе с сыном Вильгельмом едет к нему. Но как едет?!?
Разве можно сравнить страдания некрасовских героинь, идущих вслед за своими мужьями в Нерченские рудники, с тем, что пришлось испытать этой женщине и ее тринадцатилетнему сыну!
Единственный способ добраться до мужа — идти этапом вместе с зэками — дать добровольное согласие встать в ряды уголовников. Елена согласилась, не могла не согласиться. Но как трудно было эти три месяца от Урала до Сибири. Три месяца унижений, оскорблений, ненавидящих, осуждающих взглядов: «Надо же, такой маленький, а уже преступник!» Это о сыне, который к тому времени, в свои тринадцать, уже научился молчать. Терпеть. Молчать. И думать. Он даже научился ничего не видеть, когда находился в одной камере с матерью и другими пятнадцатью осужденными женщинами. Просто нужно было отворачиваться к стенке и ничего не видеть, а делать вид, что спишь.
Но и это, пожалуй, не самое страшное. Наконец-то добрались до места. Казалось, впереди только тяжелый рабский труд, который способен убить все чувства и заглушить все мысли, каторга, которая все-таки когда-то должна закончиться. Но... не тут-то было.
Однажды... согнали всех в клуб и объявили их поселение вечным. И опять дикий вой огласил черные степи и разорвал наполненный горем воздух. И опять рвали на себе волосы женщины, и бились в немой истерике мужчины. «Но что может быть вечным в этой жизни? - думала Елена. - Что может быть вечным! Не тот посылает испытания, кто выносит приговор. И не тому, кто его выносит, его снимать...». Оставалось только уповать на Господа, «Ибо нет другого имени под небом, данного людям, которым надлежало бы нам спастись» (Деян. 4, 12)
Действительно, приговоры в те страшные годы отменялись так же часто, как и объявлялись. Правда, время тянулось невыносимо долго. Только в 57-ом была объявлена реабилитация.
Младшему сыну Генриху тогда было всего два года. (Он родился в ссылке, в с.Чумаково Новосибирской области, куда Елена приехала к своему мужу). В том же, в 57-ом, семья переезжает в Усть-Каменогорск к старшему брату отца. Восемь лет духовного одиночества. Восемь лет тяжелых раздумий и обращений к Господу: «Как сохранить сыновей в вере? Как помочь им избежать той духовной изоляции, в которой оказались их родители?
Казалось, самые страшные беды позади, семья вместе — и это главное. Вместе все, данное Господом и переносить легче. И переносить пришлось. Еще одно испытание было послано Фастам. На этот раз от матери был оторван ее младший сын. Еще раз выпало Елене показать свою стойкость в вере, но не знала она тогда, что этот разрыв по болезни тела еще только предвестие чего-то большего, грозного и непонятного, что предстоит ей пережить в будущем.
В семь лет врачи ставят Генриху диагноз, оставляющий родственникам, как правило, мало надежд: туберкулез кости. Как тут было не вспомнить прадеда Абрама, семнадцать последних лет своей жизни по причине болезни ног не имевшего возможности ходить. Но вспоминать и сетовать — не выход. Дело врачей — лечить, дело матери — молиться. Когда мальчик на целый год был прикован к постели (местное ортопедическое лечение направлено на создание полного покоя и разгрузки пораженным тканям). Это достигается иммобилизацией (гипсовыми повязками), медсестра, искренне желая успокоить мать, шепнула ей:
- Да не переживайте вы так, он скоро привыкнет, а вас и вовсе забудет...
Лишь спустя время Елена скажет сыну:
- Я не плакала тогда о твоем здоровье, я молилась об одном, чтобы не погибла твоя душа.
Молилась тогда не она одна. Молилась вся община в Усть-Каменогорске, а также меннонитская община в Караганде. Большая дружная семья людей, где никогда и никого одного в беде не оставляют, где человек не может быть одиноким, где отчаяние одиночества недопустимо. И Господь внял этой молитве. Врачи и сами не верили результатам лечения. Но рентгеновские снимки - очевидность. В восемь лет, когда после пройденного курса лечения (иммобилизация проводится в течение всего активного периода болезни) Генриху было позволено встать, он снова учился ходить. Много раз в этой жизни ему придется начинать все сначала. И каждый раз у этого начала будет своя цена. В туберкулезном диспансере Шемонаихи он вставал и учился ходить молитвами мамы. В Шемонаихе же он «проходил» свой первый класс. И это было очень необычное обучение. Как когда-то мама, Генрих понял, что любая школа - это, в первую очередь, самообразование. Чтобы хоть как-то скрасить свое времяпровождение в диспансере, мальчишки с упоением читали «Волшебник изумрудного города» Волкова. Читали, обсуждали, восхищались, жили жизнью героев этой удивительно доброй книжки. Но... она закончилась. Другой такой просто не было. И тогда... пришлось придумывать свою. Первым таким писателем в палате стал друг Генриха Петя Утятников. Его творения на болящих произвели куда большее впечатление, чем шедевры Волкова.
Неизвестно, написал ли Петя свою вторую сказку, а вот Генрих до пятого класса исписал три общих тетрадки. Доброта сердца русских людей, благородство их поступков, совершенное бескорыстие и открытость их сердец его восхищали. Он вырос на этих сказках и сегодня, уже умудренный житейским опытом и всяческого рода знаниями глубоко уверен: до тех пор в мире возможно любое чудо, пока его способно творить человеческое сердце. Как больно было матери, когда вернувшегося из больницы сына она пыталась наставлять к вере, а он... он был совершенно безучастен. За год, проведенный среди детей — атеистов, без привычного в домашней среде Богослужения, без духовных бесед и чтения Священного Писания душа ребенка очерствела. Большое терпение необходимо было матери, чтобы обратить сына на путь истинный. Но Елена знала, что семейное крестоношение - это, в свою очередь, терпение и молитва. Знала и понимала: будучи невидимым и недоступным в Существе Своем, Бог являет Себя людям по мере их способности к восприятию. Господь услышал ее молитвы. Когда мама читала сыну рассказ «Вера маленького мальчика» (о силе веры мальчика, спасшей неверующего отца), Генрих произнес фразу, способную ввергнуть в отчаяние любого. Любого, но не мать: «Если бы этот мальчик поговорил с товарищем Хрущевым, он бы перестал верить в Бога...» Только через историю святого Иосифа Господь коснулся детского сердца:
- А вот теперь, теперь давай все сначала.
Какой наградой эти слова сына была для матери, каким свидетельством о силе Слова Божия - описать невозможно.
Оставалось только принять решение и переехать в Караганду.
Почему в Караганду? Потому что в 1965 году там проживали родственники Елены и множество знакомых верующих немцев. Там люди были не просто соседями или прохожими, там окружающие были родными по духу. Там были меннонитские общины.