95. Протоиерей Всеволод Шпиллер. Слово на пассии. Беседа вторая

16.03.69.

«....И били Его по голове тростью, и плевали на Него... и повели Его, чтобы распять Его... проходящие злословили Его...». (Мк. 15,19,20,29).

За что — распять? За то, что хотел спасти всех? И распинавших, и бивших, и злословящих Его? Но они кричали: «...спаси Себя Самого и сойди со Креста» (Мк.15,30). То же говорили первосвященники и книжники. Настолько они не понимали и не могли ничего понять в происходившем в судьбоноснейший в истории мира час, исполненный тайн Божиих!

Тайны Божии были в том, что поругаем людьми, распят ими был не человек. Но Тот, Кто домирно, т.е. прежде сотворения мира уже был. Был Божественным существом, имел богоравное бытие, прошел «уничижение вочеловечения. В вочеловечении принял искупительные страдания, ради высших целей спасения людей, достиг богочеловеческого превознесения и прославления Отцом» (Так формулируется проф. Н.Н. Глубоковским догматический итог всеобъятно и всесторонне очерченного дела Господа Иисуса Христа во спасение людей ап. Павлом в послании к Флп. 2,5-11).

Перед этими тайнами Божиими стоят и теперь в глубоком недоумении миллионы людей, именующих себя христианами. Но каждому из нас, дорогие братья и сестры, наши скудные представления о Христе и о жизни во Христе, даже самые благоговейные, нужно постараться приблизить сколько возможно к этим тайнам. Потому что в таком приближении христианин получает опору для своей уверенности в благодатном возрождении и в самой возможности благодатного возрождения человека.

Ведение Христа неразрывно связано с ведением Пресвятой Троицы. Бог есть дух, имеющий триединое сознание в единой жизни, в едином существе. Самобытность и раздельность каждого из Трех Лиц, каждой ипостаси соединяется с единством Божественного сознания потому, что Бог есть Любовь. Самоотвергающаяся любовь Трех, с такой полнотой взаимности, что Трех соединяет в одной жизни. В этом тайна Священного тричислия Бога.

Мало кому приходит в голову, какое значение имеют в жизни числа и что числа вообще могут рассматриваться как основные эмпирические корни вещей. Глубочайшая характеристика самой сущности вещей связана с числами. Вещи в своей сути, вещи в себе, могут быть поняты как явления чисел. И мало кто знает и думал над тем, что число три являет себя всюду как основная категория жизни и человеческой мысли.

Все, что существует в природе, заключено в пространстве. Но в нем различают три измерения, хотя когда-нибудь, может быть, откроют и четвертое, и пятое. Знаем же, что пространственная действительность трехмерная. Такая же троичность свойственна времени. Во времени есть и может быть только прошлое — настоящее — и будущее. Природа времени троична. Но если пространство и время стоят под знаком числа три, то это значит, что все существующее в пространстве и времени, т.е. весь мир, как бы ознаменован числом три. Так троичность оказывается наиболее общей характеристикой бытия (о. Павел Флоренский).

Троичен и каждый отдельный род бытия. Язык несет в себе начало троичности. Грамматика всех народов знает всего три лица: «я», «ты», «мы». Каждое лицо, личность тоже троична, в ней разделяем: «ум», «волю», «чувство». Наконец, возьмите один ум, его жизнь. И она троична, т.к. проявляется в диалектическом движении тезиса — антитезиса — синтеза.

Зная об удивительном значении числа три, кажется легче приблизиться и к тайне триединства Бога. Божественные Три, Которые суть Одно, для нашего сознания не могут быть простым рядом Трех. Они — тройственное взаимодействие, взаимоотношение Трех. И это Их взаимоотношение нашим сознанием и воспринимается как любовь.

Но когда мы слышим, как учит Церковь: «Бог есть Любовь» (1 Ин. 4,8), не думайте, что говорится здесь о свойстве Божием, об особом признаке или атрибуте Божества. Бог есть любовь. Любовь — это субстанциональный акт Божественной жизни. И она — конкретно-триипостасна, имеет три Образа, три Лица: Отца — Сына — и Святого Духа. Этим преодолевается ограниченность моноипостасности и раскрывается полнота жизни самодовлеющего духа.

В Лице Отца Божественная Любовь рождает Слово — может быть, как наш ум рождает наше слово... В Лице Сына, Слова Божьего, Божественного Логоса, Любовь открывает Себя — может быть, как наше слово открывает содержащуюся в нашем уме мысль. В Третьем Лице, в Святом Духе, не заключена ли Сама как бы сила, энергия Любви, которой Она живет и движется может быть, отражение Ее мы могли бы усмотреть в силе движущего нашу жизнь нашего духа? Триипостасность Бога открывается, таким образом, как взаимоотношение и взаимодействие Трех в Одном.

Но как могло бы сознание наше допустить любовь заключенной в самой себе? Разве она не обращена вовне, на кого-то? Разве она не трансцендирующая сила? Бог есть Любовь в Себе и вне Себя.

В огненном движении любви из бездонной свободы возникает творчество. Бог есть Творец. Бог — Творец мира. Здесь мы касаемся уже тайны взаимобытия и взаимодействия Триипостасного Бога в Его соотношении с миром.

Бог соделывает причастным к бытию не-бытие и в нем отражает Свой образ. Сотворение мира из ничего есть дело Божественной Любви, Всемогущей и Премудрой. Оно совершается Пресвятой Троицей — Отцом, говорящим, произносящим Слово в Духе Святом. Это символично выражено в Библии, в первой главе Бытия: Бог Отец говорит Своим Словом — Да будет! И вся бысть добро, т.е. все, чему сказано быть, получает животворящую силу Духа, силу быть. Пресвятая Троица обращена к миру Словом Божиим, Логосом — «Все через Него начало быть... что начало быть». «Им же вся быша» (Ин.1,3). Так что Сын есть миротвоpящая, космоургическая Ипостась, говорящее или произносящее волю Отца Слово. Отчего чему сказано быть, то и становится сущим в Животворящем его Духе, тому и сообщается Духом живая реальность.

Творцом сотворен в мире и человек, стяжавший мир, микрокосм, вершина творения. Ему назначено быть «богом по благодати», стать сыном и другом Божиим. Так совершается исход вовне — Бог Творец живет уже не только в Себе. Бог создает мир в его полноте и красе. И в нем человека, как Своего друга для общения с Собой. Любовь не остается в замкнутости, она выходит к другому.

Теперь перед нами тайна взаимобытия и взаимодействия Бога и мира.

«Если сопоставлять творение и Творца как «глину и горшечника», то можно сказать, — богословствует православный богослов, в прошлом известный профессор политической экономии Московского университета, — что человек, как и последняя былинка в творении, отделен от своего Творца одинаковой бездной. Но будучи далек от Бога, как и всякое творение от своего Творца, только человек близок к Нему как его образ. И только человек в предназначении есть сын Божий, друг Божий». Именно поэтому представляется не невозможным боговоплощение, по твердому и ясному свидетельству Слова Божия, предопределенное до сотворения мира (1 Пет. 1,20; 1 Кор.2,7; Еф. 1,4 и т.д.).

В предвечном замысле Божием проявляется любовь к творению, которая не останавливается на сотворении мира, но идет дальше, до снисхождения в мир Самого Бога. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного... Да спасется мир через него» (Ин. 3,16-17). «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир единородного Сына Своего» (1 Ин. 4,9). Этим и выражается самое основное и определяющее отношение Бога к миру. Любовь Божия полагает бытие мира наряду с Собой. Бог делает мир соотносительным Себе. Как Лицо Бог приходит в личное общение с человеком. И через него сообщает всему миру божественную жизнь. Чтобы человека сделать «богом по благодати», Бог станет человеком — вот «сокрывавшаяся от вечности в Боге» (Еф.3,9) тайна любви Божией. Такова она во внутритроичности, во взаимодействии Трех Ипостасей, превосходящая пределы всякого человеческого разумения и дерзновения. Такова в отношении Триипостасного Бога к миру.

Но мы читаем в нашем символе веры: веруем в воплотившегося Сына Божия нас ради и нашего ради спасения. Пусть будет боговоплощение предустановленным до сотворения мира и некиим образом соединено с целью сотворения мира, что видно из многих мест (также из приведенных выше) Священного Писания. Но Писание говорит, даже с еще большей твердостью и настойчивостью, о боговоплощении, дарующем людям спасение. Хотя из этого не следует заключать, что оно учит о боговоплощении только как о средстве спасения, только как об орудии искупления и примирения Бога с человеком. Если бы это было так, то боговоплощение превращалось бы как бы в следствие грехопадения...

Отсюда следует, что боговоплощение должно рассматривать — если такое слово позволительно употреблять, стремясь приблизиться к сокровеннейшей тайне Божией — как непреложную предустановленность, т.е. само по себе или со стороны его общих онтологических оснований. С другой стороны — как дарующеее спасение, т.е. в его сотериологическом смысле. И в этом, когда мы думаем о нем как спасающем нас, оно мыслится как условно необходимое — не для Бога, а для человека. Позвольте, братья и сестры, привести здесь слова, вероятно, многим из вас известного подвижника нашего православного русского благочестия епископа Феофана Затворника: «К убеждению в необходимости воплощения Бога для нашего спасения, — писал он, — возводимся не постижением сей тайны, а разумным усмотрением того, что условия нашего спасения не могли быть никем выполнены, как Богом воплощенным». Так четко выраженная мысль нашего Святителя подводит нас, наконец, к самому важному, центральному вопросу всех наших размышлений во время благоговейных стояний перед поставленным посреди храма Крестом Господним. То есть, в чем же конкретно состоит наше так называемое спасение? И каковы же его особенные условия, которые, как учит Церковь, могли быть выполнены лишь вочеловечившимся Богом в лице Господа Иисуса Христа?

Однако прежде спросим себя: а от чего, собственно, понадобилось спасать людей, если весь мир и человек, его вершина, вышли из рук Творца непорочными и завершенными? Причем настолько, что в самом мире, в творении, а именно в человеке, находились основания для возможного боговоплощения. Каждый христианин должен твердо знать — их непорочность и совершенство — это лишь мера тварного совершенства.

Явленный в человеке образ Божий есть основание сотворения его и предназначения его. Но предназначение могло быть осуществлено только самим человеком, свободно. Совершенство надлежало утвердить собственным подвигом человека, свободным подвигом, в чем реализовалось бы подобие его Богу. Первый человек — Адам — что значит носящий в себе все человечество, со всеми его возможностями и предрасположениями, Всечеловек, из которого потом развернулся весь род людской, — он находился в состоянии непорочности и в прямом общении с Богом. Но он должен был самоопределиться в Боге, где Дух, там свобода. Эссенциальная сущность человека в свободе, источник которой восходит к Богу. Он получил ее оттуда, откуда получил свою жизнь. Та в нем свобода, в которой родится любовь и творческая наша активность — три стихии, которые суть одно: наше «я» — в ней ослепительно открывает себя и свидетельствует о себе наша сообразность Богу. Она не насилуется Богом, она в нас — Божие... И вот оказалось, что мера совершенства не нашла своего утверждения в свободном подвиге человека. Человек отягчил себя так называемым первородным грехом. Человек пал. Во всей его жизни проступила вся тварная ограниченность его, которая и привела к прямому злу и порче не только людей, но и весь мир. Зло осознается всеми и повсюду. Лучшие стремления людей были направлены, как и сейчас, на то, чтобы освободить мир от зла. Но как трагически верно замечание одного нашего же современного мыслителя, что притязания на одной только «научной» основе создать мир, освобожденный от зла, ни к чему [не приводят. Ред.]. Зло в мире лишь перераспределялось и продолжает перераспределяться время от времени. Мы же, верующие христиане, утверждаем, что спасительным делом Христовым оно преодолевается, что им оно может быть преодолено с начала и до конца. Даже радикальное зло, сама смерть! «... Сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1 Ин. 5,4).

Как преодолевается оно делом Христовым и каковы условия, в которых совершается эта победа, это составляет предмет последующих двух бесед за воскресными вечерними богослужениями. Сегодняшнюю же позвольте закончить как бы напоминанием о некоторых моментах слышанного вами сегодняшнего же евангельского повествования о распятии Господа Иисуса Христа.

Вспомним сейчас о мучителях Его и о случайных любопытных прохожих, останавливающихся около Креста и злословящих Распятого. Сначала злословящих... Если сравнить, как их описывают все евангелисты, то вы увидите, что в сущности они были безучастны к происходившему. Но вот по мере того, как они больше и больше наблюдали происходившее, их безучастность проходила, они переставали злословить, в них самих все изменилось. И в волнении они отходили от Креста, «...бия себя в грудь» (Лк.23,48).

Мы стоим у Креста не с ними. Евангелисты говорят, что у самого подножия Креста находилась Дева Мария, Матерь Господа и ученик, которого Он любил. А поодаль стояла группа людей, и среди них женщины, служившие Христу, пришедшие к нему из Галилеи. Мы с ними.

Но не могут ли, братья и сестры, и те, сначала злословившие Его, потом же отходившие, бия себя в грудь, не могут ли и они быть нам добрым примером для чистых прозрений в искреннем раскаянии? Благодатные провидения посылаются смиряющимся, т.е. кающимся... Мы же с вами жаждем их, жаждем, чтобы увидеть чудесную Божественную Славу, сокровенную в Страстях и раскрывающуюся через Страсти Господни. Аминь.