11.04.76.

Слово Божие стало плотью. Наше тварное человеческое естество принял на Себя Сын Божий и соединил в лице Иисуса Христа человеческую природу с Божественной. Сравнительно с принадлежащим Ему эссенциальным Богоравенством земная жизнь делается для Него как бы уничижением и сокрытием в ней Божества. Но для избавления людей от власти зла Богу угодно было еще большее самоумаление. В Богочеловеке оно достигло до Гефсимании и затем до Голгофы.

Зачем же нужно было все это? Как понять связь между жизнью и муками Господа Иисуса Христа, всем пережитым Им и страшной смертью на кресте, а потом воскресением — и жизнью каждого из нас? В чем смысл и значение дела Христова для судьбы каждого человека и всех людей? И не только для судьбы здешней, но и загробной? И, наконец, для судеб всего мира, всего творения?

Понимание дела воплощенного Сына Божия, Богочеловека Иисуса Христа, затрудняет чрезвычайно распространенное нехристианское обывательское представление о том, что такое естество. Думая о естестве какого-нибудь камня, дерева или железа, мы обыкновенно в уме отвлекаем какие-то присущие им свойства. Так получаются — опять-таки в уме у нас — некоторые общие представления о каменности, железности или деревянности. А не в уме, — в действительности, отдельно от вещей, самостоятельно, существуют ли они? Существует ли каменность, железность и т.д. как естество, отдельно от камня, от железа, как бы воплощаясь в камень, в железо и т.д.? Большинство ответит: конечно, нет. Между тем оно существует как особый род действительности — можно было бы сказать не-материальной, невещественной, но действительности которая воплощается, скажем, реализуется, в камне и всех каменных вещах, в железе и во всем, сделанном из железа, в дереве и во всех предметах, сделанных из дерева.

Совершенно так же существует и естество человека. Оно существует как совершенно особый род действительности, как невещественная живая сущность, реализующаяся в каждом человеке, в его душе и теле. И вот для понимания всего того, что нам дано Богочеловеком Господом Иисусом Христом, очень важно помнить и отчетливо сознавать, что все люди связаны друг с другом общей живой сущностью своей природы, своего естества. Св. Григорий Нисский учил, что в Иване, Петре, Павле различать нужно три лица — но человек в них один. Человечество состоит из бесчисленного множества лиц или ипостасей, а естество в них одно, живая невещественная сущность во всех людях одна.

С этим естеством и соединилось в вочеловечившемся Боге Слове Божеское естество. Его принял на Себя Бог в лице Иисуса Христа. И именно оно в Нем обновляется, воссоздается, новотворится. А так как оно общее у всех людей, то все полученное им от Бога становится объективным потенциальным достоянием всех. Так принятие на Себя Богом естества человека сделалось как бы условием и началом домостроительства спасения людей, избавления от власти зла, вошедшего в их жизнь и жизнь всего мира вместе с порчей первозданного естества в Адаме, перво — и всечеловеке.

Силу же, возводящую естество наше к высочайшему достоинству, Богу угодно было даровать людям не в самом факте вочеловечения, а сходящей со Креста, на котором Он распят. Но как могли бы мы понять еще и это? Между тем, здесь заключено все самое главное в деле нашего спасения. Мы непременно должны знать — сколько-нибудь знать! — и сколько-нибудь понимать, как оно совершалось и что же конкретно дает и каждому из нас, и всем людям вместе.

В Иисусе Христе Бог явил Себя миру сострадательной любовью. Ее видим в принятии на Себя Богочеловеком всей жуткой судьбы человеческого существования. Он усваивает Себе горчайшие муки заброшенного, всеми оставленного человека. Как раз эти страдания, как это бывает у нас, может быть, и были особенно страшными. Историки, внимательно изучавшие жизнь Христа и Его время, свидетельствуют, что Он был брошен во власть не законного порядка, а дикого разгула страстей и безответственного произвола. Из темного того времени против Христа выступили трусость, тупость, духовная узость и нищета, гордость, зависть, невежественный обскурантизм, ненависть и низость. Он прошел через все, что может уязвить и растерзать человека, через все, порождаемое той «толькоприродностью», — без Бога, — в которой захотел жить первый человек, Адам. Через все это провела Его сострадательная любовь.

Она же провела Его и через последнюю человеческую муку, через смерть. При этом не через простую, а считавшуюся самой позорной и мучительной. В ней Он принизил Себя даже в сравнении с простым, обычным общечеловеческим ординаром. Так что в Своей смерти Он даже превзошел меру любви, о которой Сам говорил: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13).

Из самого простого повседневного опыта мы все знаем о возрождающей силе даже нашей людской сострадательной любви. Испортившегося подростка не поднимут одни наказания и разумные увещания. Вы ничего не сделаете ими с нравственно опустившимся человеком и не поддержите так или иначе страждущего формальным участием. Но вот они почувствовали ваше искреннее горячее сочувствие. Вы им сострадаете, они не обманываются в вашей настоящей сострадательной любви к ним, делающей вас вместе с ними переживающими их беду как свою... И непременно на них скажется благодатное воздействие ее, их переделывающее. Начнется непременно их исправление, их возрождение, страдания их вы облегчите.

Силой сострадательной любви, безмерно превосходящей без всякого сравнения нашу, Богочеловек отождествил естество Свое с нашим и пережил все происходящие от греха последствия, оставаясь Сам нетронутым грехом. Он Себя сделал виновным и ответственным за грехи людей, и не как бы виновным, а виновным, и не как бы ответственным, а ответственным, став на их место. И именно этим Он и уничтожил средостение между нами и Богом. Сделать это могла, конечно, лишь Божественная сострадательная любовь.

Она вместила в себя страдания всех людей и каждого человека отдельно, претерпеваемые нами как наказание за грехи, как последствия греха. Страшным изживанием этих наказаний в Самом Себе Иисус Христос, Богочеловек, снял преграду греха между нами и Богом. Образно говоря, Он дал как бы «выкуп» за нас Божиему правосудию, Он искупил вину всех перед Божественной справедливостью. Беря на Себя наши грехи, Иисус Христос становится Искупителем нашим и Агнцем Божиим (Ин. 1,29; Деян. 8,32; Откр. 5,6). И это взятие Им на Себя всех наших грехов происходит не в акте и факте Боговоплощения, а свободным изволением сострадательной любви.

Изумевает ум перед тайной такой всеобъемлющей возможности. И все же можно понять, что взятие на Себя грехов людей не было, конечно, эмпирическим переживанием всех людских грехов от Адама до нашего времени и от нашего времени до Страшного Суда. То был особый образ изживания всечеловеческой греховности как бы в ее интеграле. Взятие на Себя всего человеческого греха могло осуществиться и осуществилось не в эмпирическом его многообразии, а в особой интенсивности и полноте изживания, ставшими его эквивалентом. Только Богу это было возможно. Но вот почему в до дна выпитой Иисусом Христом чаше страданий каждый человек может найти свой собственный грех. До последней глубины изжитый Богочеловеком, взятый Им на Себя, он обессилен. Потому что со мной, вместе со мной, выстрадан Им Самим. Действительно, в этом поразительная и, как говорит наш известный православный богослов (о. С.Булгаков), сладостная аксиома нашей веры, заключающая в себе весь смысл того, что Церковь называет искуплением.

Оно совершилось Спасителем на протяжении всей Его земной жизни. В конце был Гефсиманский сад, была молитва о чаше до кровавого пота на челе... То была высшая точка искупительного подвига и всего дела искупления. Но совершилось оно на Голгофе, силой жертвенной Его крови.

На кресте Иисус Христос умер, и дело Его, как это кажется многим и теперь, окончилось столь злополучно. Но нам, христианам, дано знать, что именно с Креста человечество и получило безмерный дар Божественной любви — победы даже над смертью, над вечной смертью. Что это значит?

Смерть страшит всех людей. В ней ожидает нас разрыв двух составов: души и тела. В разъединении же их прекращается человеческое существование. Потому что человек — не тело и не душа, а единство, целостность души и тела. Отделенное от души тело — труп. Отделенная от тела душа — призрак. Она не человек, а часть человека (раба Божия...). Но в смерти христианин видит лишь кажущийся конец. Церковь утверждает: смерть — не конец!

Что же она? Наказание за грех? Кара и следствие вольного отторжения от Бога? Нет, Церковь велит относиться к ней совсем не только как к наказанию за то, что отторг себя человек от Бога, источника жизни. В смерти совершается врачевание пораженного грехом естества человека.

Жить после смерти продолжает не одна душа. Распадающееся, разлагающееся, тлеющее в смерти тело до конца не уничтожается. «Промыслом Божиим послана человеческой природе смерть, чтобы по очищении от порока в разлучении души и тела человек через воскресение снова был воссоздан бесстрастным, чистым, свободным от всякой примеси порока» (св. Григорий Нисский). Тело же очищается в смерти подобно тому, как если бы сделанный из глины сосуд, снова брошенный в глину, мастер взял бы и воссоздал в чистоте и красоте.

Однако, что же в теле до конца смерть не уничтожает? Не уничтожается в нем, говорит тот же св. отец и учитель Церкви, энергия, присущая каждому его атому, энергия, которая есть «внутренний образ» тела. Этот внутренний образ тела неуничтожим до самого последнего часа существования мира. И именно он — или эта энергия — и образует или преобразуется в новое преображенное тело для новой земли и нового неба (Ис. 65,17; Откр. 21,1). А так как в душе, как и на «внутреннем образе» тела есть «знаки связи», то и связь души с телом в смерти до конца не рвется.

Пройдут с момента смерти века и века... Смешавшийся с телом в этой жизни яд порока уничтожится. Оно станет готово к часу всеобщего оживления, когда по слову ап. Павла, «последний же враг» — смерть! — «истребится» (1 Кор. 15,26). В этот час «внутренний образ» тела, очищенный и преображенный, соединится с разлучившейся с ним душой. Так исчезнет происшедший в смерти надлом лица человека, моего «я», человеческой ипостаси. Так смерть лишается своей бесповоротности: человек спасается от вечной смерти к жизни в вечности возвращается в своем личном бытии.

Какой же силой разлученные было составы человека соединяются один с другим? Преображенный «внутренний образ» тела встречается и соединяется со своей душой — какой же другой силой, если не действовавшей в воскресении Господа Иисуса Христа Божией силой? Только ею и именно ею.

Во всем сострадая нам, выстрадав грех каждого человека и всех нас вместе и искупая нашу вину перед Божественным правосудием, даруя нам мир с Богом, — священник во время богослужения возглашает: «Мир вам», об этом мире молясь и этот мир посылая людям как бы от имени Христа — Иисус Христос прошел и через последнюю муку людей, умирая нашей смертью. Но смерть Его совершилась внутри Ипостаси вочеловечившегося Бога Слова. Поэтому «... хотя Христос и умер как человек и святая Его душа разлучилась с пречистым телом, Божество Его осталось неразлученным с обоими, и с душой, и с телом», — учит св. Иоанн Дамаскин. «... И хотя душа разлучилась с телом по месту, однако же пребыла соединена (с ним) ипостасно через Слово» («Точное изложение православной веры», кн.3, гл.XXVII). Так смерть Иисуса Христа, сохраняя полностью свой онтологический характер, сделалась начинающимся вокресением всех через Вокресение в Нем присущего каждому из нас того же естества.

Его беспорочному телу не нужно было проходить ни через какое очищение. И по прошествии таинственного тридневия Господь встает из гроба; Божией силой, не оставлявшей ни тела Его, ни души в их разъединении, они соединяются. И эта возможность их соединения, осуществившаяся в воскресении Иисуса Христа, вложена теперь как реальная возможность в наше естество. Это значит, что она может осуществиться в нашей [жизни. Ред.]. И осуществится, потому что уже осуществилась в Христе.

Теперь мы, вероятно, лучше поймем, почему св. Афанасий Великий говорил: «Для принятия смерти имел Он тело» («Слово о воплощении Бога-Слова и о пришествии Его к нам во плоти»). И слова св. Григория Богослова: «Чтобы ожить, мы имели нужду в Боге воплощенном и умерщвленном«. Вспомним и сказанное о Своем смертном часе Самим Спасителем: «...на сей час Я и пришел» (Ин.12,27). Поэтому Церковь так торжественно поет: «Восстанием Твоим хвалюся, смерть бо Твоя жизнь моя» (глас 7, субботняя стихира).

«Правда, мы и теперь умираем прежней смертью, но не остаемся в ней, и это значит не умираем», — по Иоанну Златоусту. Развоплощение происходит до времени. Все возвратятся к психофизической полноте своего бытия. Такое динамическое потенциальное восстановление целостности его и есть упразднение вечной смерти, совершаемое крестной силой.

В первом человеке, во всечеловеке Адаме, естество человека было повреждено, и вместе с нравственной порчей в нем раскрылась возможность смерти в действительность смерти. В Новом Адаме, Иисусе Христе, и возможность нравственного совершенства, и возможность бессмертия осуществились и перешли в наше естество, как в нем же и осуществленные. Таким образом, обе стали объективным потенциальным достоянием всего человеческого рода, обладающего той же самой природой, которая была претворена и преображена в Иисусе Христе.

В метафизической перспективе христианского мировоззрения перед нами открылось, что в каждой слезинке, упавшей с лица Господа Иисуса Христа в Гефсиманском саду, в каждой капле кровавого пота, падавшей с Его чела, и в каждой капле святой крови Его, пролитой на Кресте, сокрыта Божественная сила той сострадательной любви, которая радикально изменила судьбы людей здесь и за гробом, как и судьбы мира. В этой же перспективе открывается и то, как составляющее объективное достояние всех может стать субъективным, т.е. принадлежащим неотъемлемо каждому из нас.

Господь Иисус Христос прошел путь с неба на землю и с земли на небо, воссоединив земное с небесным. Соединение человеческого с Божеским в Иисусе Христе есть Его мистическое тело — Церковь. Она есть плод Боговоплощения и искупления, дела усвоения Богом человеческого естества и жизни, а людьми — усвоения Божественной жизни. Усвоение каждым человеком благодатных даров Боговоплощения и Искупления, т.е. всех тех сил и возможностей, которые сообщены новому естеству человека соединением с ним Божеского естества, есть поэтому не что иное, как воцерковление.

Под воцерковлением же разумеем приобщение к Церкви не как к хорошо или плохо устроенному обществу, не как к нравящейся нам или не нравящейся организации, не как к созданному одной или другой традицией учреждению, а как к сокровенной, невидимой, сакраментальной реальности новой жизни со Христом-Искупителем, к жизни в Нем, движимой исходящим от Отца Духом Святым. Присоединение к телу Христову предполагает, конечно, с нашей стороны некий акт свободной воли или вольного усилия. Им мы реально приобщаемся к «...полноте Наполняющего все во всем» (Еф. 1,23). Она содержит в себе все, даруемое искупленному, обновленному, освященному естеству человека. И поэтому воцерковление, акт спасительного богочеловеческого синергизма, и есть приобщение к этому естеству.

Так человек становится «причастником Божества» (св. Григорий Палама). Так приближаемся, прикасаемся к таинственной жизни Самой Пресвятой Троицы. Но когда стоим перед Богом и размышляем обо всем, что и как дарует Он нам; когда благодарим за все Его безмерные благодеяния и навстречу дарам Божественной любви как можно широко открываем себя, мы должны сознавать и сознаем, что подаются они силой, снисходящей с Честного Древа. Ее исполнен триипостасный образ Пресвятой Троицы — трисоставный Крест Господень. Никогда он не был никаким «концом», никогда не отнимал у людей радость жизни, не бросал никакой «темной силы сени» на всю землю, закрывая собой сияние солнечного света... Напротив, Крест Христов был и есть начало, откровение и дар истинной и высочайшей радости жизни, Жизни с большой буквы! Радости, рассеивающей всякую печаль...

Крест Господень, перед которым мы с вами, братья и сестры, стоим сегодня за последним богослужением в этом году, называющемся Пассией, рассеивает даже ту печаль людей, о которой один умнейший западный писатель-философ как-то сказал, что существует, собственно, одна печаль — не быть святым (Леон Блуа). Если даже и эту печаль Крест Господень может рассеять, то неудивительно, что когда мы, православные верующие христиане, с благоговением не меньшим, чем у западных наших братьев, взираем на Крест Христов, на наших руках не появляются стигматы, сколько бы боли ни чувствовали мы в страшных гвоздиных ранах Господа.

Каждую неделю, в канун воскресенья, Церковь наша поет устами переполняющих в эти дни наши храмы: «Се бо прииде Крестом радость всему миру». В осиянии, в озарении этой благодатной радости мы и молимся поэтому и всегда будем молиться Кресту Господню, зовущему всех людей на спасительный путь воцерковления, с такой непоколебимой верой и надеждой быть услышанными, с таким жаром радостно-трепетной любви к Богу, ответной любви: «Непобедимая и непостижимая Божественная сила честного и животворящего Креста, не остави нас, грешных».

Аминь.

ГОД 1977