114. Протоиерей Всеволод Шпиллер. Слово на пассии. Беседа четвертая

27.03.77.

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин.1,1). «...Слово стало плотию и обитало с нами... и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца» (Ин.1,14). Так начинает евангельское благовествование ап. Иоанн.

Сын Божий становится Сыном человеческим, чтобы возвратить человеку утраченное им высочайшее достоинство друга Божия. Для этого Оно — Слово — обитало с нами. Но разве для Обладавшего эссенциальным богоравенством земная жизнь не была крайним уничижением Его Божества? Бог не только становится человеком, но принимает на себя самую жуткую человеческую судьбу, чтобы избавить человека от покорившего его зла. Но разве это не было беспредельным самоуничижением и еще как бы нарочитым сокрытием Его Божества? Наконец, Иисус Христос на кресте умирает. Как же можно говорить, что мы видели и видим во всем этом славу Его, как единородного от Бессмертного Отца? Как нам понять все это? А мы по слову другого апостола, Петра, должны быть готовы ответить на это и самим себе, и на вопрошания тех, кто от нас требует отчета в нашей вере (1 Пет. 3,15).

Благочестивое понимание дела воплощенного Сына Божия в Богочеловеке Иисусе Христе очень затрудняет обыкновенное, совсем не духовное, понимание нами естества. Когда мы думаем, что такое естество какого-нибудь камня или железа, спрашиваем ли мы себя: может ли существовать и существует ли каменность камня отдельно от камня? Существует ли железность — отдельно от железа или деревянность — отдельно от дерева и деревянных вещей? А они существуют как вполне самостоятельные реальности, воплощающиеся одна в камне, другая в железе, третья в дереве — и т.д.

Совершенно также существует и естество человека как особый род действительности, как не-вещественная, нематериальная, живая сущность, воплощающаяся в каждом отдельном человеке в его душе и теле. Весь человеческий род связан в одно этой общей для всех людей, одной живой сущностью своего естества, своей природы. Свв. отцы, — например, св. Григорий Нисский, — учили, что человечество состоит из бесчисленного множества лиц или ипостасей, а естество в них одно, живая невещественная сущность во всех людях одна.

Если бы у нас было ясное, четкое и верное об этом представление, то нам было бы легче подойти к великому таинству Боговоплощения. Потому что, по учению Церкви, именно с этим-то естеством в вочеловечившемся Боге и соединилось Божеское естество. Его принял на Себя Бог, Сын Божий, в лице Иисуса Христа. И обновляется, воссоздается, новотворится в Нем — оно. В него, в это естество, как бы рассеченное для этого силой Божией, вкладываются или вводятся новые потенции, новые, спасающие нас, возможности. Так, принятие на Себя Самим Богом естества людей становится осуществленным условием и началом избавления от власти зла, вошедшего в мир с порчей превозданного естества человека в Адаме.

Поднять падшего человека и утвердить его в жизни, причастной самой божественной жизни, возвратить нашему естеству силу блаженной вечной жизни, только и могла божественная любовь к человеку, явленная в Боговоплощении. Но в факте Боговоплощения дело нашего спасения лишь началось. Совершалось же оно на протяжении всей земной жизни Иисуса Христа. И завершилось на Голгофе избавлением нас даже от самого последнего зла, от вечной смерти. Как же? В чем состоит наше спасение? И избавление даже от вечной смерти? Вот что должен сознавать как можно отчетливее каждый по-настоящему верующий христианин.

Внимательно изучающие жизнь Иисуса Христа свидетельствуют, что из темноты того времени против Него выступали и трусость защитников порядков тогдашней общественной и личной жизни, и духовное невежество, и тупость, зависть, обскурантизм, и рожденные этим низость и ненависть. Он прошел через все, что уязвляет и терзает человека, через все, порождаемое «естественностью» жизни, т.е. жизни без Бога, какой захотел жить Адам. Богочеловек отождествил Себя с нами. Свое божественное естество с нашим человеческим. Оставаясь нетронутым грехом, Он пережил все последствия грехов, даже смерть, взяв на Свои плечи всю их тяжесть. Он сделал это все сострадательной Своей любовью к нам. Зачем же?

Подумайте, братья и сёстры! Когда мы по-настоящему сострадаем кому-нибудь в беде, мы ведь переживаем ее как свою. И если хотим помочь ему, то даже одно только искреннее горячее сочувствие ему несет ему какую-нибудь помощь. Беда может быть нравственной... Это может быть каким-нибудь нравственным падением. Если попавший в такую беду почувствует наше искреннее сочувствие, то сила нашей чистой, сочувствующей ему, состраждущей любви непременно окажет на него благотворное влияние. О возрождающей ее силе говорит нам самый простой человеческий опыт.

Сострадательная любовь к нам Богочеловека вместила в себя страдания всех людей. Она вместила в себя беды, которые претерпевает каждый из нас в наказание за грехи и как последствия грехов. Изжив и эти наказания, и эти последствия в Самом Себе, Иисус Христос «дал как бы выкуп» — выражаясь образно — за грехи людские Божиему Правосудию. Так Он искупил вину всех перед божественной справедливостью. И стал нашим Искупителем. Как бы принося Себя Самого в жертву Богу, Священную жертву любви. Он стал жертвенным Агнцем, Агнцем Божиим (Ин. 1,29; Деян.8,32; Откр.5,6). Отсюда и имена — Искупитель, Агнец Божий — которыми стали называть в Церкви Господа Иисуса Христа. Взятие Им на Себя тяжести всех наших грехов происходит свободным изволением божественной сострадательной любви Богочеловека.

Конечно, никакой ум не в состоянии вместить в себя тайну такой всеобъемлющей возможности. Но взятие на себя грехов всех людей, разумеется, не может быть эмпирическим переживанием каждого человеческого греха от Адама до наших дней, и от нашего времени до Страшного Суда. То был особый образ изживания всечеловеческой греховности как бы в интеграле. Взятие на Себя человеческих грехов осуществилось не в эмпирическом их многообразии, а в совершенно особенной интенсивности и полноте изживания, ставшими его эквивалентом. Возможно было это только Богу.

В выпитой Иисусом Христом до дна чаше наших страданий поэтому-то каждый человек и может найти свой грех. Вместе со мной мой грех мог выстрадать — и выстрадал, мог изжить — и изжил взявший его на Себя Богочеловек. Этим мой грех и обессилен. Вот сладостная аксиома христианской веры (о. С.Булгаков), заключающая в себе весь смысл того, что Церковь называет искуплением. Оно совершалось всей жизнью Спасителя. Высшей его точкой был Гефсиманский сад с молением за всех нас до кровавого пота. Завершилось же оно на Голгофе, на Кресте.

Спасение человека от власти зла предполагает прощение грехов и примирение с Богом. Богом в Сыне Божием, воплотившемся, ниспослан «мир всем». И от ответственности за грех и последствий его человек освобождается. И теперь человек может получить благодатную помощь, столь нужную ему для нравственного его возрождения. Но к этим последствиям от греха относится смерть. И вот, безмерный дар божественной любви, дар победы над смертью Богу и угодно было даровать нам в Кресте, «Кровию креста» (Кол.1,20). Постараемся глубже, по-христиански вникнуть в смысл смерти. Тогда приблизимся к сокровенной пресветлой тайне Креста Господня.

В смерти человека ожидает страшный разрыв двух составов души и тела. При этом умирает не одно тело, а умирает человек. Потому что человек есть единство и целостность души и тела. Тем не менее, учит Церковь, смерть — не конец жизни. Христианин знает об особом образе продолжающейся и за гробом жизни тоже и тела, хотя оно и тлеет, и распадается. Смерть, конечно, наказание за грех отпадения от Бога, — Источника жизни. Хотя человек сам отторг себя от Бога, сам оторвался от Источника жизни и поэтому смерть есть еще больше, чем наказание — самораскрытие греха, его естественного последствия (Рим.5,12). Но так или иначе, Церковь велит не относиться к смерти, как к концу жизни. Смерть — совсем не конец. Даже тлеющее и распадающееся в смерти тело не уничтожается до конца. Потому что и в смерти происходит врачевание пораженного грехом естества человека. Даже тело наше в смерти проходит очищение и воссоздание. Очищается и воссоздается оно наподобие того, как если бы сделанный из глины сосуд мастер, чтобы исправить его, бросает снова в глину и воссоздает его в чистоте и новой красоте.

Но что же в теле смерть до конца не уничтожает? Тот же учитель Церкви, слова которого я только что привел, — св. Григорий Нисский, — отвечает на это так: в теле неуничтожима присущая каждому атому его энергия. Эта энергия есть внутренний образ тела. И он будет существовать до самого последнего часа существования мира. Этот внутренний образ тела, эта энергия атомов его и образует новое преображенное тело для новой земли и нового неба (Ис.65,17; Откр.21,1). В наш «атомный век» учение свв. отцов о внутреннем — энергетическом — «образе» тела не кажется таким уж «устаревшим», несмотря на то, что в Церкви оно появилось более полутора тысяч лет тому назад...

И внутренний образ тела, и душа человека несут в себе некие «знаки связи». Это значит, что их разъединение в смерти не окончательное, что связь души с телом в смерти до конца не разрывается. Пройдут века и века, пусть бесчисленные, до последнего часа этого мира. «Последний же враг, — по слову ап.Павла, — истребится, смерть» (1 Кор.15,26). В этот час «внутренний образ» тела, очищенный и преображенный, соединится с разлучившейся с ним душой. Происшедший в смерти надлом лица человека — надлом его «Я» — исчезнет. Вот что нас ждет в час всеобщего оживления.

Это значит, что смерть лишится своей бесповоротности: человек избавится от вечной смерти. И возвратится к жизни в вечности в своем личном бытии.

Однако спрашивается: а какой же силой «внутренний образ» тела — уже очищенный и преображенный в смерти — может соединиться со своей душой? Из ответа на этот вопрос мы и поймем, почему именно с Креста Господа Иисуса Христа пришла к нам победа над вечной смертью. Почему, по словам св. Афанасия Великого, «для принятия смерти имел Он тело», и почему, по сказанному св. Григорием Богословом, «чтобы ожить, мы имели нужду в Боге воплощенном и умерщвленном».

Вот какое объяснение этому находим у свв. отцов. Во всем нам сострадая, Богочеловек Иисус Христос прошел и через последнюю нашу муку, умирая нашей смертью. Смерть наша приемлется Им изволением Его искупляющей нас любви. Но эта смерть, полностью сохраняя свой онтологический характер, совершилась внутри Ипостаси вочеловечившегося Бога Слова. И «хотя Христос и умер как человек и святая Его душа разлучилась с пречистым телом, — пишет Иоанн Дамаскин, — Божество его осталось неразлученным с обоими — и с душой, и с телом». Иначе говоря, разлучившиеся в смерти по месту душа и тело, оставались соединенными через Божество Слова, от которого они не отчуждались.

Беспорочному телу Иисуса Христа проходить через какое-нибудь очищение не надо было. И по прошествии таинственного тридневия Господь встает из гроба. Не оставлявшая ни Его тела, ни Его души сила Бога Слова воедино соединяет их в восстании Иисуса от гроба. И этим смерть Его превращается в Воскресение, становится упразднением смерти. Но мало того: смерть и Воскресение Иисуса Христа становятся началом воскресения всех. Потому что сила Слова Божия, и в смерти Иисуса Христа соединившая Его душу и Его тело, оказалась вложенной в общее для всех людей естество человека. И возможность воскресения, реализовавшаяся в «Первенце из умерших» (1 Кор. 15,20), поэтому может реализоваться и непременно реализуется и в каждом из нас, обладающих тем же самым обновленным им естеством.

«Правда, мы и теперь умираем прежней смертью, но не остаемся в ней, и это значит — не умираем», говорит Иоанн Златоуст. Развоплощение наше происходит лишь до времени. Как в Иисусе Христе силой Бога Слова, Сына Божия, Его человеческая душа и человеческое тело в смерти не разъединились, но были соединены, так и той же Божией силой, в час оживления всех душа каждого из нас соединится с «внутренним образом» ее одухотворенного тела. Вера наша в силу Христова Воскресения утоляет самую глубокую смертную скорбь.

Божественной сострадательной любовью, явленной в скатившихся с ланит Господа слезах в Гефсиманском саду, в каплях кровавого пота, падавших с чела Его во время молитвы за всех нас, наконец, в каждой капле Его крови, пролитой Им на Кресте, силой этой любви в естество человека были вложены, влиты возможности исправления порчи его в первочеловеке Адаме. Реализация их изменяет судьбы людей — и здешние, и за гробом. В метафизической перспективе христианского мировоззрения мы видим эти возможности как объективное достояние воссозданной во Христе природы человека. Но в той же перспективе мы видим, как они становятся или могут стать неотъемлемо принадлежащими каждому отдельному человеку. Господь Иисус Христос прошел путь с неба на землю и с земли на небо, воссоединяя небесное с земным. Плод этого воссоединения — мистическое духовное Тело Христово, Его Святая Церковь, «... полнота Наполняющего все во всем» (Еф. 1,22-23). Церковь — плод усвоения Богом человеческого естества, а людьми — божественной жизни, плод Боговоплощения и Искупления. Это значит, что каждый человек благодатные дары Боговоплощения и Искупления, т.е. те потенции или те возможности, которые вложены Спасителем в наше естество для преодоления власти зла в мире и даже вечной смерти, может сделать своими реальными возможностями через воцерковление.

Воцерковление — это присоединение к Церкви. Но воцерковление не может быть формальным присоединением к Церкви как к хорошо или плохо устроенному обществу, как к нравящейся мне или не нравящейся общественной организации, как к созданному одной или другой традицией учреждению, институции. Нет. Присоединиться к Церкви — значит присоединить себя к Телу Христову, вольным усилием вступить в сакраментальную, сокровенную жизнь со Христом и во Христе, движимую Духом Святым, исходящим от Отца. Присоединиться к ней — значит в нее вступить и жить особой церковной жизнью. Да, церковность — это особая, новая жизнь в духовной принадлежности к той полноте божественной жизни, о которой говорит апостол. Христианин приемлет ее в себя, как пресветлый дар, смиренно и в то же время дерзновенно, вступая в ее благодатную стихию. И он знает, что она есть и что она есть! (о. П. Флоренский).

Так человек становится «причастником Божества» (св. Григорий Палама), т.е. причастником жизни Самой Пресвятой Троицы. Уже говорилось в самом начале размышлений о Кресте, во время Пассий о том, что Крест, перед которым мы стоим, является символом, образом Пресвятой Троицы. Он никогда не говорил людям ни о каком «конце», а только о «начале». Никогда не был «темной сенью», закрывающей сияние солнца над этим миром. Напротив, всегда был и пребудет для христианина откровением сходящих с него света и величайшей радости.

В канун каждого воскресенья нашими устами, устами наполняющих наши храмы молящихся, Церковь поет: «Се бо прииде Крестом радость всему миру». О, да! Эту радость не отнесешь к категории радостей наших развлечений и отдыха во время каких-нибудь выходных или отпускных дней, посреди, в сущности, везде столь безрадостной сегоднящней цивилизации. Это — другая, это — высочайшая радость, вкладывающая высший и совершеннейший смысл в нашу жизнь. Это — озаряющая всю жизнь пасхальная радость, радость Пасхи, то есть перехода и вступления в благословенное Царство Отца и Сына и Святого Духа, Царство Божие, открывшееся перед нами уже здесь, на земле... И посылается эта радость с Креста Господня «Пасхой нашей» (1 Кор. 5,7), Господом Иисусом Христом (Иоанн Златоуст):

«Внидите вси в радость Господа своего... Богатии и убогии... вси насладитеся пира веры! Вси восприимите богатство благости. Никто же да рыдает убожества, явися бо общее Царство...» Крестною силой.

Аминь.

ГОД 1979