Небесная лествица

Материал из EniseyName.

Перейти к: навигация, поиск

Глава 1. НЕБЕСНАЯ ЛЕСТВИЦА

«Но видя мужество души, ее терпение среди испытаний и то, что она вышла окрепшей из огня, Господь открывается в благости Своей, является в озарении блистательного Своего света и, призывая ее к Себе, говорит: «Приди с миром, возлюбленная Моя». А она, прибежав к Нему, плачется Ему и говорит: Почему, Господи, так надолго Ты покинул меня на злые страдания и на издевательства врагов? Встретили меня, когда я искала Тебя, стражи ночи, обходящие город, и мучили меня.

Господь же, лучась несказанным светом, успокаивает, утешает ее и говорит ей в ответ: Хороши слова твои, приди же с миром, возлюбленная Моя, голубка Моя. И беседует с ней, показывая ей следы гвоздей и напоминая: вот следы гвоздей, - вот бичи, вот оплевания, вот раны, это все за тебя, многими ранами ранимую и многими врагами терзаемую, в великом страдании Я претерпел. Я в Своем человеколюбии пошел искать тебя и освободить тебя, потому что изначально по Моему образу Я сотворил тебя и Своей невестой сделал тебя; и за тебя пострадал... много перенес страданий ради твоего искупления. А ты ради самой себя, столько зла в себе имевшей и в такой мрак погруженной, не должна была пострадать и помучиться?

И собеседуя мирно, и отвечая душе, Он открывает ей, что Сам научил ее переносить страдания и Сам тайно давал ей силу в испытаниях и подкреплял ее».

+++

Этим чудным трогательным свиданием души с самим Господом Богом, взятым из книги IV века, принадлежащей перу великого молитвенника и мыслителя Макария Египетского, завершилась книга «Ты воскресни, птица Феникс!» Пусть же откроется ею и «Небесная лествица», где мы дерзнули коснуться вечной темы, волнующей все поколения, что прошли по этой земле - любви.

- Когда мы говорили о духовности, - начинает разговор отец Геннадий, то вспомнили слова апостола о том, что Бог есть Дух. Но Иоанну Богослову, который именуется наперсником Господним и апостолом любви, принадлежат и другие слова: «Бог есть любовь». У него не сказано, что Бог любвеобилен или что Он имеет любовь потому, что Бог и есть сама любовь. Это Его сущность, Его природа. И можно эти слова прочитать в обратном направлении «Любовь есть Бог». Если сущностью Бога является любовь, то сущностью любви является Бог. И никакой не Божественной любви просто не существует. Поэтому, если мы хотим говорить об истинной любви, а не о чем-то другом, подменяющем любовь, тогда мы должны говорить о Боге.

- Возьмем наше общество. После кровавой революции и гражданской бойни строители «нового мира» добились своего, очи сделали Россию атеистической, то есть безбожной. И такое общество как-то существовало все эти годы. Неужто в нем совсем не было любви, а было только нечто, подменяющее ее? Ведь мы существуем и поныне и не погибли.

- Вы знаете, я вспоминаю песню, слышанную в юности, там есть слова: «Не было б любви, не мог бы день родиться...» Без любви мир давным-давно бы погиб. К счастью, наше общество не было до конца атеистическим, и сам атеизм не был осуществлен до конца. Это и дало возможность обществу нашему выжить, потому что если б атеизм был последовательно осуществлен, то оно бы не выжило. Атеизм - это смерть, уничтожение, самоубийство человеческое. И только благодаря любви, вере и надежде люди могут жить. И мы не утратили ни веры, ни надежды, ни любви. Мы их хранили.

- Поразительно. Благодаря какой силе наши люди сумели сохранить все это?

- В силу того, что в каждом человеке есть образ Божий. Конечно, они были атеистами и потому искажали в себе образ Божий, но они не исказили его окончательно.

Как об Адаме говорится: согрешив, он утратил образ Божий, и грех исказил его природу, однако не настолько, чтобы его природа была не способна к восприятию добра и спасения. Скажем, бесы... Они пали окончательно, зло стало их второй природой, их сущностью, поэтому бесы спастись не могут...

- Да, есть, кстати, мудрое изречение: «Дьявол может все, единственное, что он не может, - любить».

- А человек не пал так, как пали бесы, и зло все-таки не стало второй человеческой природой. Природой и сущностью человека остается в нем образ Божий. Бог есть любовь, значит, способность Божественной любви сохранена в человеке несмотря ни на что. И вот потому, что она сохранена, мы и живы. И не надо тут говорить только о последних семидесяти годах в России. Это и раньше было - забвенье Бога и следом сразу же приумноженье зла. Вспомните жесточайшие периоды нашей истории, когда в один день на поле брани могло лечь сто тысяч трупов. Страшные битвы знает история. Однако и тогда любовь сохранялась, любовь давала возможность людям жить.

А если брать новейшую нашу историю... Да, был человек атеист, был членом атеистической партии, но образ Божий и образ Божественной любви он совершенно в себе не терял. Хотя, конечно, эта Божественная любовь была крайне искажена и оскудела. И отсюда нынешние наши беды.

Чтобы еще лучше усвоить понятие Божественной любви, нужно обратиться к самому слову «любовь». Значительно богаче европейских языков являются наши праязыки - греческий и латинский. Так вот, в греческом есть три слова, кои в переводе на русский язык означаются одним словом «любовь»: эрос, филио и агапе. Эрос - любовь плотская, заземленная. Это не значит, что она плохая... Мы, кажется, говорили, что человек - это дух, душа и тело?

- Да, в прошлых беседах.

- Так вот, эти три греческих слова как раз соответствуют этим трем ступеням. Так уж устроен человек, что свойственна ему телесная любовь - эрос. И в супружеской жизни есть момент телесной любви. И, как вы знаете, брак освящается Церковью. Но это одно. Есть другое - душа. Этой любви не на телесном, а на душевном уровне, соответствует слово «филио». Филис, кстати, значит «друг». Дружба может быть всякая. Есть дружба с человеком. Есть философия - дружба с мудростью, филология - дружба со словом и так далее. То есть это тот уровень, где задействовано уже не тело, а душа человеческая, любовь на душевном уровне.

- Это как бы на ступеньку выше.

- Да, насколько душа выше тела, настолько эта любовь выше той. Есть еще такой у нас термин: филокалия, по-славянски - добротолюбие, то есть любовь к красоте. Это все тот же душевный уровень. Но если красота понимается как отражение Божественной славы, как Божественная красота, то это уже духовный уровень. И здесь надо отличать красоту от прелести.

- Часто к этому слову легкое отношение. Говорят «прелестный цветок», «прелестное создание», испытывая чувство восхищения, симпатии...

- Но истинное значение этого слова в другом, прелесть - это лесть в превосходной степени. Прелесть Богу не нужна, а нужна дьяволу, ибо это искажение красоты, обман...

- Вместо конфетки красивая обертка, а внутри - пустота. И красива она для того, чтобы прельстить, чтобы рука потянулась к ней. В общем, понятно...

- Понятно, что это искажение красоты, которая есть отблеск Божественной славы.

- Итак, прелесть уводит от Бога, а что же приближает к Нему максимально, если можно так выразиться?

- Любовь в высшем ее проявлении. Вот это третье слово у греков «агапе» и означает уровень духовный, именно любовь Божественную, которая реализуется только в религиозной жизни человека, в духовной сфере его существования.

- Значит, еще одной ступенькой выше?

- Да, ибо это любовь к Богу. У первохристиан был такой обычай: после или до богослужения они собирались на трапезу любви. Та трапеза любви как раз и называлась «агапе». Как известно, первохристиане имели общее имущество, все приносилось к ногам апостолов и разделялось между всеми. И вот за этой трапезой люди объединялись, потому что она имеет не только физиологическое значение - утолить потребности желудка. Она несет еще и общение духовное, единение. Вы заметили, что именно за трапезой объединяется и семья? Все заняты, каждый что-то делает, но именно за столом собираются и происходит единение. Может, это уже вульгарно и цинично, но даже мирятся за столом и выпивают в знак примирения. Правда, тот мир, что за выпивкой происходит, того он и стоит, потому что это искажение. А суть все-таки та же: объединение за трапезой.

И в богослужении центральное таинство христианское - это трапеза Господня, вкушение Тайн Господних, ведь при причастии тоже трапеза, и опять же трапеза любви: Бога к нам, нас - к Богу и любовь в Боге друг к другу. То есть в Боге мы все объединяемся. А началось это две тысячи лет назад. Когда Христос вознесся на небо, апостолы собирались на трапезу и никто не дерзал садиться на Его место. Оно оставалось пустым, а на столе выставлялся хлеб, по-гречески «артос». По сей день в пасхальном обычае слово это сохранилось. И вот этот хлеб означал воскресшего Христа, который теперь уже отсутствовал. В христианской трапезе не просто собираются люди, но собираются люди во Христе. Он - связующее начало. Он - суть ее. Потому что без этого «артоса» - тела Христова наше объединение ничего не дает. Только в Боге, в Божественной Агапе, может происходить и наше единение в любви.

- Думаю, столь однозначное определение любви у многих вызовет несогласие. Вам начнут приводить примеры, когда были любовь, но не было Бога, ибо были они. среди людей, далеких от веры, и т.д.

- Любовь без Бога быстро разрушается. Яркий пример - наши семьи. Ведь в нашем веке браки заключаются по любви, экономические расчеты почти отсутствуют, принуждения почти нет. Нельзя сказать, что все разведенные были обманщики или что все они обманывались, они действительно любили друг друга. Но почему же через год, полтора, три семьи рассыпаются? Потому что строилась семья на любви двух человек, но этого недостаточно. Такая любовь исчезает. Она, как погода, - с утра хорошая, солнечная, к вечеру небо уже затянулось облаками, а назавтра пошел дождь... Вот так и в наших семьях. И вспоминают супруги: где же те романтические чувства, где та любовь? А от нее уже ничего не осталось, потому что было два человека, была любовь, но между ними не было Христа, а значит, не было любви истинной, ибо Бог есть любовь.

А когда соединяются в Боге два человека, вот тогда их любовь прочна, глубока, вечна. И такой брак просуществует всю жизнь. а любовь перейдет в вечность...

- Я вот думаю, почему же в мировой литературе любовь двух обязательно трагична? Тому миллион примеров. Возьмем Ромео и Джульетту, возьмем размышления Марины Цветаевой в книге «Мой Пушкин», где она как раз говорит о неизбежности трагедии для двух истинно любящих - нет счастья им в нашем грешном мире.

- Я как-то одному молодому человеку сказал: а вы заметили, что писатели во все времена были недовольны, все они были обязательно чем-то недовольны? А он ответил: а довольный и не сядет писать... Дело в том, что вся мировая литература, в большей или меньшей степени, вне Бога. И от этого, в большей или меньшей степени, трагична. Но если мы возьмем жития святых людей, проживших жизнь в Боге, то мы найдем там счастливейшую жизнь Петра и Февроньи, Марии и Кирилла - родителей Сергия Радонежского, найдем там блаженную Монику - мать Августина, много других истинно счастливых любящих людей.

- Получается так, что мировой литературой освоены только первые две ступеньки тело и душа - и она почти не касается любви духовной?

- Так и есть. Потому мировая литература и стремится создать трагедию. Помните, я рассказывал вам о встрече с Чингизом Айтматовым? Так вот, когда я спросил его, почему так печально и трагически закончилась «Плаха», то он сказал: если б она кончилась не так, она была б неинтересна.

- Значит, действительно целью его было создать, сотворить трагедию. Странно, какая же сила тогда движет рукой пишущего?

- А вот некий пафос гибели. Пусть даже пишется с тем, чтобы предостеречь от гибели, а волей или неволей рождается пафос гибели. А вот Евангелие кончается не Голгофой и даже не Воскресением, а Вознесением - вхождением Христа в Божественную славу, в Царство Небесное. Апокалипсис кончается не Страшным Судом, а Небесным Иерусалимом. А о словах Айтматова «У меня нет Небесного Иерусалима» - я уже говорил. У них нет Небесного Иерусалима и потому так все беспросветно. Поэтому только истинно христианская литература полна светлой любви. И не только литература. Вот конкретный пример - картины московского художника Виталия Линицкого из альбома «Русь и христианство». Теперь он иеромонах Стефан. Вы посмотрите, какой свет. Это свет, каждый раз объединяющий небо и землю. Но он к тому же и крестообразный, ибо соединяет не только небо и землю, но соединяет и людей меж собою. Здесь нет пафоса гибели, а есть торжество добра и вечной жизни... Так вот этого света очень не хватает мировой литературе.

Кстати, в искусствоведческой статье о творчестве Линицкого несколько даже снисходительно сказано, что сначала он вроде бы ничего рисовал, но потом появилась православная благостность в полотнах...

- Ну просто, наверное, потому, что живущим только в теле и душе, коим недоступна жизнь духовная и тот мир горний, недоступно ощутить в полноте и сияние этого свети. Как писал в письмах Феофан Затворник в прошлом веке, душно и. нечем дышать человеку духовному в сфере только телесно-душевной, но так же задыхается в духовной сфере тот, кто привык дышать, по-альпинистски говоря, воздухом других. куда более низких вершин. Отсюда и нотка недовольства.

- Да, это вроде уже я недостаток... То есть им надо, чтобы все окончилось какой-нибудь растрепанностью, какой-нибудь бедой, каким-то ужасом.

- Как вы сказали, пафосом гибели.

- Да, а здесь его нет. Здесь кончается Горним Иерусалимом, Небом. И православие дает этот свет, и художник идет к нему...

- А если взять нашу литературу «золотого» XIX века, потрясшую и потрясающею до сих пор весь мир, в ней ведь тоже силен пафос гибели, отрицания, уныния, отвержения... А в это время сиял на нашей земле великий россиянин Серафим Саровский. И всевидящий Бог посылал и посылает пророков в наше Отечество и после смерти Серафима. Феофан Затворник, оптинские старцы, Иоанн Кронштадтский... А сколько было светлых подвижников среди монахов и монахинь, среди рядовых прихожан, простого купечества и крестьянства! И никто из писателей, не отразил в полной мере той потрясающей духовной любви, что воцарялась на православной российской земле. Практически их не заметили наши литераторы, не увидели в них героев. Не очень зоркими духовными очами, значит, смотрели они па мир...

- Да, даже если говорить о Пушкине, Гоголе, писателях максимально православных... все-таки у них присутствовал свет православия, а с другой стороны, был пафос гибели. Ну а житийная литература, христианская литература, пронизана другим духом. В ней любовь не кончается трагически. Там она как раз находит свое светлое воплощение. Я понимаю, если светский писатель будет заканчивать благостно свои рассказы о любви, то это будет скучно и тошно. Во-первых, это будет неправдоподобно, во-вторых, это будет выглядеть слишком слащаво. И претить будет такая книга, ибо в ней будет фальшь.

А христианский свет, который неведом этому миру, истинный. И он не претит, он не слащав. Но грешный наш мир, не зная такого света, считает, что такого света и нет. А он, оказывается, есть.

- И тут люди говорят на разных языках...

- Это все равно, что больной сказал бы, что быть здоровым - это скучно, чем тогда заниматься? Ему вот есть чем заниматься: ему надо бороться за здоровье, надо стремиться избавиться от своей болезни. И невдомек ему, что можно жить здоровым и есть масса интересных дел. И что борьба за здоровье - это борьба за возможность делать то, к чему человек призван. Так вот, эта литература, которая нам показывает болезни, в том числе и болезни любви, она на подступах к жизни. А жизнь начинается, когда все эти болезни позади, когда человек духовно исцеляется. И эта жизнь не скучна. Это и есть то, ради чего человек существует на земле. Это то, в чем может человек свое назначение осуществлять.

+++

 «По моему разумению, вера подобна лучу, надежда - свету, а любовь - кругу солнца. Все же они составляют одно сияние и одну светлость... Любовь... Желаю я узнать, как видел Тебя Иаков утвержденною на верху лествицы? Скажи мне, какой был вид этого восхождения? Что означает самый образ лествицы и расположение ступеней ее... И сколько их числом, жажду узнать? И сколько времени требуется на восхождение по ней? Тогда Она, сия Царица, как бы с неба явившись мне, говорила: лествица, виденная Иаковом, пусть научит тебя составлять духовную лествицу добродетелей, на верху которой Я утверждаюсь, как и великий таинник мои говорит: Ныне же пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше».
  
 --Из книги «Лествица» преподобного игумена Синайской горы Иоанна Лествичника (IV век)
Личные инструменты