Чёрное солнце войны

Материал из EniseyName.

Версия от 10:09, 3 января 2008; Admin (Обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск

..Черное солнце, две лошади, словно в молитве поднявшие головы к небу, люди, воздевшие руки к небесам, а на переднем плане - мертвое тело, прикрытое буркой. Эта работа пронзила сердце московского поэта Бориса Дубровина во время посещения им персональной выставки работ Германа Паштова в Нальчике настолько сильно, что он разыскал художника, побывал в его мастерской и написал потрясающее стихотворение памяти кавалеристов:

Герман Паштов - народный художник России.
Герман Паштов - народный художник России.

Как сгусток крови

в душной дымной мгле,

Ты, солнце, запеклось,

и всё похолодело...

Распластанная бурка

на земле

Еще хранит тепло

поверженного тела...

И полные

отчаянной мольбы,

уйдя от смерти,

словно от погони,

здесь к солнцу черному,

вставая на дыбы,

взывают

обезумевшие кони...

Иллюстрацию Паштова "Бегство" к стихотворению Алима Кешокова "Памяти павших 115-й кавдивизии" искусствоведы назвали самой драматической и самой выразительной во всем его творчестве. Редкий случай в истории книжной графики. Замечательные стихи одного поэта вдохновили художника, пришел другой поэт и, увидев пронзительный холст, написал замечательное стихотворение на эту тему. Начиналось со стихов - стихами и закончилось, но связующим звеном между двумя поэтами стал художник. Поскольку он тоже оказался поэтом в душе.

В окружении волчьей стаи

Фраза о том, что война вошла в сердце художника с молоком матери, не преувеличение. Фатимат Паштова не только пережила военную пору, но и чудом спаслась от расстрела. Немцы заняли Кабардино-Балкарию осенью 1942 года. Фатимат была членом партии, а с коммунистами они расправлялись споро. Как и по всей стране, были предатели и в Кабардино-Балкарии. И вот когда Герману был всего годик, приходит к ним домой сосед с тревожным предупреждением: "Фатимат, я видел нехороший список, тебе надо срочно уйти". Объяснять, что это за список, не надо было, сразу поняли: кто-то из односельчан выдал фашистам коммунистов и сочувствующих, так что участь их предрешена.

Как только стемнело, женщина взяла сына на руки и пешком направилась в свое родное село, к родителям. Стояла поздняя осень. Было холодно, дул сильный ветер, вокруг - тьма непроглядная. Фатиме, хрупкой и юной (было ей в то время всего лишь 20), надо было одолеть с ребенком на руках 20 километров, поднимаясь в горы всё выше и выше.

- Мама вспоминала, какой это был смертельный риск: во мраке между деревьями сверкали глаза хищников - это были волчьи стаи, в любую минуту мы могли стать их добычей, - рассказывает художник.

Но волки не тронули мать с малышом. Значит, суждено было свыше: жить этому мальчику с необычным для кабардинцев именем - Герман. Добралась Фатимат до родительского дома только к утру. Фашистов выдворили из Нальчика 24 января 1943 года. Когда Фатимат вернулась обратно в дом свекра, узнала, что в то утро, когда пришла она в дом родителей, всех, кто был в "нехорошем" списке, арестовали, вывезли через реку Малка в станицу Марьинскую (это уже на Ставрополье) и расстреляли.

- Имя предателя на селе не скрыть, - рассказывает Герман Суфадинович.- Им оказался учетчик - комсомольский работник, активист. Его потом судили за предательство. Долгие годы он провел в лагерях на Камчатке, после освобождения вернулся домой, в родное село, но односельчане его не приняли. Проклятым вернулся он обратно на Камчатку, где, говорят, умер какой-то очень страшной смертью...

Падение Берлина

С детства Герман знал: война - это великая трагедия. Это переживания матери, с грудным младенцем на руках провожающей мужа на фронт. Это ее слезы, когда она убегала ночным лесом от расстрела, когда оплакивала двоих своих братьев, погибших на фронте. Это горе бабушки, потерявшей двоих сыновей. Это страдания его двоюродных братишек и их мам, жен погибших. Это раны отца, прошедшего через Новороссийск и Малахов курган и чудом оставшегося живым, который стал инвалидом в 30 с небольшим лет. С послевоенных пор каждый год 8 Марта отмечали в семье как второй день рождения отца. Именно 8 марта Суфадин Паштов чудом уцелел в бою, получив ранение в голову, - страшное, но не смертельное.

Долго кровоточили военные раны на кабардинской земле. Долго люди жили военными событиями. Помнит Герман Суфадинович, как совсем маленьким вместе с более взрослыми мальчишками бегал смотреть на пленных немцев, которые строили мост через Малку. Сейчас трасса и мост соединяют Нальчик с Пятигорском, а тогда была разруха, только что по Кабарде прокатилась страшная война, и многие жители помнили немецких солдат другими, самоуверенными и наглыми, когда они бесчинствовали в этих краях, чувствуя себя победителями.

На строительство нового моста пленных немцев привозили в открытых машинах-полуторках, по углам которых стояли солдаты с винтовками. Эта почти военная картина с пленными фашистами врезалась в память, чтобы потом отозваться в творчестве художника, где теме войны отведено особое место. Помимо пленных немцев вошла в детскую память еще одна картина, связанная с войной. Но почему-то она теплая. Может, уже отзвучали салюты Победы над фашистской Германией?

- Как сон, помню абрикосовый сад, мать. Тетя собирают абрикосы. Военные ходят по саду, - рассказывает Герман Суфадинович. - А еще помню фильм "Падение Берлина". Мне уж лет семь-восемь было, когда я его увидел. Особенно все ждали конца фильма, где выступал Сталин, но мне больше запомнился штурм рейхстага, как знамя несли. Спустя 50 лет я с интересом посмотрел этот фильм снова. Смотрел и всё заново вспоминал. Стрельба, "катюши", купол рейхстага, наши проходят со знаменами...

Через много лет довелось художнику быть в Германии, стоял он и у рейхстага. Но самое интересное, что тот, увиденный в детстве в кино, невольно всплывал из глубины памяти и заслонял настоящий. Они не походили друг на друга.

Ксилография Г.С. Паштова "Тревога".
Ксилография Г.С. Паштова "Тревога".

Победа, купленная кровью

Победа оплачена большой кровью и болью. С самых первых работ на военную тему эта мысль главенствует в работах мастера. Такой предстала война в первых станковых произведениях Германа Паштова, выполненных в технике линогравюры и объединенных общим названием - "1941 год". Это год его появления на свет - время, когда женщины плакали от горя, прощаясь с мужьями, когда вдовы получали первые похоронки, когда смерть правила бал, одерживая победы одну за другой. Черная война окутала всех черным цветом траура.

...В темном - группки плачущих женщин, темны их лица, темны оборванные провода, темен хвост самолета. Паштовский "1941 год" - это рассказ о первой боли войны, о начале страданий, которым суждено было длиться четыре года.

- В середине 60-х я выполнил несколько линогравюр, посвященных 20-летию Победы, - вспоминает Герман Суфадинович. - Но так и не смог сделать их красочными. В работу просились только два цвета: черный и красный...

Так вошло в творчество художника черное солнце войны - войны, показанной без прикрас.

Член-корреспондент Российской академии художеств, профессор Красноярского государственного художественного института, руководитель творческой мастерской графики Российской академии художеств в Красноярске Герман Суфадинович Паштов удостоен звания народного художника России. Мы побывали в мастерской известного российского графика в канун 62-й годовщины Великой Победы. Герман Паштов из тех художников, в творчество которых война вошла с молоком матери. Ведь он родился в грозовом 1941 году.

Назови его моим именем

Отец Германа Суфадиновича ушел добровольцем на фронт в ноябре 1941 года, когда сыну было девять дней отроду. На призывном пункте его сослуживец вдруг неожиданно спросил Суфадина Паштова: "Ты имя ребенку дал?" Оказалось, нет. "Назови его моим именем", - попросил товарищ, которого звали Герман Архаг. В первом же бою он погиб.

- Наверное, предчувствовал, что не вернется, - говорит Герман Суфадинович. - Передал мне свое имя, чтобы помнили его...

И тезка погибшего солдата не только помнит того, кто кровью оплатил и его жизнь, он в сердце его носит. Имя - необычное для Кабардино-Балкарии.

- Бабушка никак не могла принять это имя, звала меня Хасанбеем, - вспоминает Герман Суфадинович. - Но даже маленьким я просил называть меня только тем именем, которое было мне дано: Герман.

Валентина МАЙСТРЕНКО.

Категория;Книги

Личные инструменты